Всё чаще и чаще слышу такую версию длинных выходных — чинушам хочется отдохнуть, да на лыжах (горных естественно) покататься.
Т.е. выходные — для них, а не для "народа".
Такое перманентное скрытое недовольство или просто традиция ругать чиновников?
А вот эта новость уже серьезна: Ответственность за убийство священника взяли на себя исламисты.
Как указывается в заявлении, точной информации о том, кто совершил убийство "врага Аллаха", долгое время не было, она появилась лишь недавно. По сведениям авторов сообщения, Сысоева убил человек, который никогда не был на Кавказе, но "принес присягу амиру мусульман Абу Усману". Совершив преступление, убийца "перебрался на территорию имарата Кавказ, где на территории одного из вилаятов стал шахидом".
Лента.ru
Следим за тем, что будет дальше.
Уж слишком обсуждаемо стало это явление.
Людей ведь умирает столько же, сколько и раньше. Но ощущение, что со смертью Ельцина это стало просто массовым психозом.
Причем не обязательно быть ВЕЛИКИМ. Нужно быть просто ИЗВЕСТНЫМ.
Почему так? У кого не спрошу, все говорят — мол рейтингово, СМИ подогревают. Может быть. Но почему смерть известного человека — рейтингова? Что даёт знание этой новости?
Универсальную тему для общения? Наравне с погодой?
Точку социальной идентификации? По реакции на смерть человека можно сделать о нём определенные выводы? Как сегодня это случилось. Для одних важнее, что умер Гайдар, а для других — что Турчинский.
Не свидетельствует ли интерес к теме о том, что общество отчаянно ищет какой-то консенсус и, опять же, точки соприкосновения? Если так, то выбор неудачный.
У меня стойкое, и может быть неправильное, ощущение, что раньше не так громко говорили о смерти знаменитых людей. Что изменилось?
Может притягивает сама тема смерти? Может это просто начало высвобождения этой темы из табуированной в обсуждаемую и осмысляемую? Т.е. общество избавляется от принятых ранее норм (в первую очередь тут ощущается влияние православия). Вернее тема смерти трансформируется. И тогда, как это часто бывало в истории, тренд подхватывает наука и начинает глубже изучать тему. Может мы на пороге тайны смерти, а вернее того, что происходит после того, что мы называем смертью? Недалеко и до "Философии смерти" 🙂
В общем, я не знаю ответа. Только размышляю и предполагаю. Но это очень интересно!
Крайне интересное интервью журналу "Медведь" дала Татьяна Дьяченко — дочь и советник президента Ельцина. Особенно заинтересовали два момента:
— Вышел он через месяц, а не на следующий день. И написан он не для Ельцина, он касается всех президентов, которые были и будут в России. Там нет ни слова о гарантиях неприкосновенности членам семьи. Ни слова. Во всех цивилизованных странах есть юридически описанная процедура жизнедеятельности бывшего лидера — президента или премьера, в разных странах по-разному. Поскольку папа ушел неожиданно, у нас возник правовой вакуум, не было никакой процедуры, как бывший президент охраняется, какая у него пенсия, положен ли ему помощник и так далее. Что касается неприкосновенности, то закон защищает президента, который руководит страной и которому иногда приходится принимать очень тяжелые решения, например вводить войска при чрезвычайном положении, объявлять войну. Чтобы президент не зависел от будущей политической конъюнктуры, которая, как показывает российский опыт, после ухода лидера страны часто меняется, и появился этот важный пункт. В законе говорится, что президент не может быть привлечен к уголовной ответственности за действия, совершенные им в период исполнения президентских обязанностей, если указанные действия связаны с исполнением им полномочий президента РФ. То есть, например, Дмитрий Анатольевич Медведев никогда не будет привлечен к уголовной ответственности за решение ввести российские войска в Южную Осетию. И так же папа и Владимир Владимирович Путин по этому закону не могут быть привлечены к уголовной ответственности за решение ввести войска в Чечню. А вот если президент что-то украл, если взял и оформил на своего родственника какую-то собственность — то пожалуйста, никакой неприкосновенности.
Чтобы с этим разобраться, нужно полминуты — всего лишь войти в интернет и прочитать закон.
— Да нет, почему, я отвечу. Папа сам сделал выбор. Но я была этому рада. Когда Валентин Юмашев, будучи главой президентской администрации, назначил Путина своим первым замом, до этого он был начальником главного контрольного управления, у папы появилась возможность чаще видеть, встречаться с Владимиром Владимировичем, наблюдать его. Он всегда точно формулировал свои доклады, был четок, лаконичен. У него был сложный участок работы — первый зам в администрации отвечал за регионы, а тогда была непростая ситуация и с зарплатами, и с пенсиями. Ему приходилось быстро и оперативно снимать самые острые ситуации. Увидев, насколько Путин эффективен, папа назначил его директором ФСБ. Поскольку силовики напрямую подчиняются президенту, количество встреч между ними еще больше увеличилось. Скорее всего, именно тогда папа окончательно определил, что Путин может быть подходящим кандидатом на должность президента. А к весне 1999-го он сузил круг до двух кандидатов. Первым в этом списке стоял Владимир Владимирович. И когда в августе 1999-го папа назначил его исполняющим обязанности премьера, а потом его Дума утвердила, я помню, с каким облегчением папа вздохнул. На второй по значению должности в стране оказался тот, кому он готов был доверить будущее России. Папа хотел видеть следующим президентом человека другого поколения, молодого, новой формации. Это первое. И второе: человека с сильным, твердым характером, способного брать ответственность на себя.
Конечно, она не всё говорит, что знает. Но вот эти свидетельства — очень важны и интересны.